[indent] В голове Люсьена и до сих пор не укладывалось, как Веларис, город на территории Двора Ночи, Двора, о жестокости жителей которого так много был наслышан Люсьен, мог быть таким...прекрасным, погружённым в спокойствие и умиротворение городом, на лицах жителей которого сияют по-настоящему счастливые улыбки, а о жестокости и насилии, казалось, здесь даже никто и никогда не слышал. Это понимание перевернуло весь мир Люсьена, который он знал и видел вокруг себя, которому неустанно верил всю свою жизнь, с ног на голову; он понял, что все эти годы жил и даже не подозревал о том, что где-то во Дворе Ночи может скрываться место, в котором тебе легко и комфортно.

[indent] Люсьен отлично помнил первый раз, когда ему довелось собственными глазами увидеть Веларис — дух захватывало от восторга настолько, что, на некоторое время, Люсьен и вовсе перестал дышать, и совсем позабыл о цели своего визита. Как раз повод посещения Велариса был совсем не располагающим к экскурсии и осмотру местных достопримечательностей — они с Фейрой только что сбежали со Двора Весны, и чудом спаслись из лап его собственных братьев; как бы не хотелось ему осмотреть это настоящее чудо света, пришлось предстать перед Ризандом и пережить тяжёлый разговор.

[indent] Впрочем, одного только восторга, что испытал Люсьен, взглянув на улицы города, оказалось слишком мало для того, чтобы он стал считать его действительно своим домом, пусть его из Велариса никто и не гнал, и даже предлагали оказать посильную помощь с его в нём обустройством; Веларис располагал к тому, чтобы пожелать остаться в нём навсегда, словно оказывал на Люсьена какое-то магическое воздействие, окутывал своей пеленой, мягкой и приятной, но, тем не менее, Вансерра в нём задерживаться надолго не планировал. Люсьен уходил часто, и приходил тоже часто; большую часть вылазок за пределы Велариса совершал по просьбам Ризанда, меньшую — по своей собственной инициативе, просто ради того, чтобы оказаться где-то ещё, только не здесь. В том числе и во Дворе Весны, всё ещё считая себя предателем, что пытается искупить вину перед лучшим другом. Впрочем, на противоположной предательству чаше весов было что-то гораздо более сильное, мощное, с чем он бороться не мог, и что не мог в себе заглушить. Эта чаша неизменно перевешивала, затмевая собой всё вокруг, включая угрызения совести от предательства, совершённого им же. И это было его истинной связью с Элейн.

[indent] Ради неё он ушёл в добровольное изгнание на земли смертных; иными словами этот его поход трудно было назвать — чистое самоубийство, и не более того. Но он не только выжил, но ещё и вернулся с подкреплением, как нельзя успешно справившись со своей миссией. А делал это по двум причинам — во-первых для того, чтобы дать Элейн время привыкнуть к нему и осознать эту связь, навести порядок в собственных мыслях; и для того, чтобы внести свою лепту в то, чтобы сделать её мир, мир, в котором она жила, спокойным и безопасным. А когда война с Хайберном закончилась, и над Веларисом снова засветило яркое солнце, Люсьен понял — даже оно не сумело растопить сердца Элейн; а его собственное — болезненно и тревожно билось в груди, стоило ему только о ней подумать. Разве мог растопить его Люсьен? Ему вовсе не хотелось на Элейн давить; но вот какой-то определённости — хотелось. Хотелось услышать из её уст хотя бы пару добрых, ласковых слов, хотелось увидеть её искреннюю улыбку, предназначающуюся не кому-то ещё, а именно ему. Хотелось почувствовать, как её тонкие, хрупкие пальцы сжимают его руку возле локтя, и как она идёт с ним совсем рядом, доверяя, чувствуя, что Люсьен её защитит от всего. Он даже не требовал с неё этого сразу, моментально — он ждал долго, и готов был ждать ещё, взамен ожидая хотя бы одного, небольшого, просветления, означавшего, что все его ожидания не напрасны.

[indent] Но просветлений не было. Люсьену, пожалуй, уже никогда не удастся забыть взгляд Элейн, которым она наградила его, получив последний подарок — серьги, рассчитанные на её изменившиеся, теперь уже острые уши фэйки. И, в то же самое время, он и сам понял, что с подарком ей совсем не угадал — Элейн, вопреки здравому смыслу, продолжала отрицать и ненавидеть новую жизнь, отказываясь принимать изменения, которые с ней произошли, а по старой тосковать. Тогда он решил зайти с другой стороны, хотя, признаваясь честно, совсем не понимал, почему Элейн так противится принять изменения; впрочем, он был слишком мало знаком с натурой смертных, и на её месте никогда не был, а потому, и не ему, наверное, об этом судить. А делать выводы — вполне. Приняв это как данность, с новым подарком Люсьен решил быть предусмотрительнее и обдумать тщательнее, — а прекращать дарить ей подарки вовсе не собирался, — и здесь на помощь ему пришли собственные воспоминания о долгих разговорах с Фейрой о её семье и жизни по ту сторону Стены, до того, как она повстречала Тамлина. На удивление, все их бережно хранила память Люсьена, и любезно ему предоставила по первой же просьбе. И тогда он нашёл то самое в них.

[indent] Люсьену нравилось по улочкам Велариса бродить просто так, без назначения и цели, и за множество таких прогулок он успел неплохо изучить город, особенно в части небольших, узеньких переулков, которые, своими хитросплетениями, могли привести в любую часть города. Неудивительно, что изучив их все, Люсьен полюбил ходить именно по ним, избегая улиц больше, на которых можно было встретить знакомые лица. Не то чтобы он сторонился всех и каждого; скорее, избегал участи лишний раз, без повода и острой необходимости, с ними встречаться. Одним из таких выученных путей он шёл сейчас, направляясь к городскому дому Ризанда, в котором жила Элейн — в широком кармане его кафтана лежала небольшая, аккуратная коробочка. Он ещё не решил как именно отдаст её Элейн — в руки, или попросит кого-то передать, опасаясь, что ей не понравится подарок снова; но, тем не менее, уверенно направлялся в сторону дома, когда услышал до боли знакомый голос совсем неподалёку.

[indent] — Джентльмены, какие-то проблемы? — Люсьен вышел из переулка, шагая уверенно и будучи настроенным решительно, но на деле — тщательно скрывая нарастающую панику. В мыслях — рой вопросов: а что, если бы его сейчас не оказалось рядом? что, если они решат наброситься на него все сразу, и ему не удастся Элейн защитить? что, если?... Она — была первоочерёдной задачей. Даже если ей самой не хотелось для него таковой становиться. — Спасибо, что дождалась меня, Элейн, теперь можем идти домой, — Говоря, он смотрел прямо на неё, игнорируя заколотившееся внутри сердце, но краем глаза цеплялся за каждое движение фэйцев, стараясь быть готовым ко всему на свете. Не удержавшись, всё же перевёл взгляд на них, в молчаливом вопросе: в чём дело? Он готов был поклясться — едва они заметили его искусственный глаз, брови их сошлись на переносице. Неужели, слышали о нём? Может, встречали в компании Ризанда? В любом случае — они его не боялись. Но, возможно, просто не хотели проблем, и потому отступили. Нехотя, с нежеланием.

[indent] — Никаких проблем, — Процедил один из них сквозь зубы, и они всё ещё недовольно смотрели им вслед, пока Люсьен, держа Элейн за локоть, так, чтобы не надавить на него слишком сильно, но так, чтобы она точно пошла вместе с ним, уводил её подальше. Заговорить он решился только тогда, когда они отошли на достаточное расстояние; тогда же он и убрал руку с локтя девушки, не желая смущать её или злить.

[indent] — Куда ты шла так поздно, ещё и одна? — Понял, что начал не с того. Вернее — его тон оставлял желать лучшего. Не с этого нужно начинать разговоры с Элейн. Мысленно дав себе подзатыльник, предпринял новую попытку: — Меня могло не оказаться рядом, а ты могла попасть в беду, — Люсьен не стал добавлять, что они оба могли попасть в беду, и только чудом избежали её. Он до сих пор не верил в эту удачу. — Что-то случилось? Почему ты была тут совсем одна?